Матвеев отвёл меня в сторону, почти за угол дома. Беседа, похоже, предстояла серьезная.
– Иван, это уже не шутки. Долго так продолжаться не может. Если твою дуру кто-то надоумит написать в НКВД, а доброжелателей много у нас, там ты никому и ничего не объяснишь. Понимаешь, она в крайней жалобе обозначила, что ты – потенциальный враг народа. Потому как идёшь против решения партии вывести нашу страну на путь трезвости и здравомыслия. Сухой закон отменили, конечно. Но два дня назад. Да и сам понимаешь, кому-то простят. Тебе – нет. С таких, как ты, спросу больше.
– Извините, товарищ майор… куда ее надоумят написать? – Нет, слышал-то я нормально. Сложно не услышать, когда Матвеев стоит рядом и в ухо почти все это говорит. Но знакомое сочетание букв всё же удивило. То есть даже вот так… Не Комитет Государственной Безопасности, а все оставили в начальном варианте.
– Туда, Симонов! Вот именно, что туда! Думаешь, нынче не так все строго? Да щас! Не афишируется особо. А так-то не далеко ушли. Говорить разрешили, свободу мысли и гражданской позиции провозгласили, но в строго обозначенных рамках. Понятно, не 1938 год на дворе, сам догадываешься, о чем я. Однако, если заберут, там, на месте, уже ничего не докажешь. Тем более, сам знаешь, ситуация на политической мировой арене, ой какая напряжённая. Врага и в столбе увидеть могут. Просто потому, что этот столб не там стоит. Тем более, как КГБ приказал долго жить, и вернули народный комиссариат, они удила-то натянули слегка.
Я слушал Матвеева и поражался тому, насколько Николаю Петровичу на пользу оказалась работа участковым. Ты посмотри, знает слова «политическая арена», «афишируется». Вообще, в принципе, вникает в такие вещи. Помнится, на должности начальника отдела его интересовали только показатели и довольное руководство, стоящее над ним. Ну, ещё личное благосостояние. Не хуже и не больше, чем остальных, однако, стремление к хорошей жизни несомненно было. Теперь же, передо мной мент. Именно мент. Сильно звёзд не хватающий, но к своей работе относящийся добросовестно. Вон, воспитательные беседы приводит, о подопечных волнуется. Выходит, правильно буддисты говорят, самый страшный грех – быть не на своем месте. Вот сейчас Матвеев на своем месте, это точно.
– Иван, я к тебе хорошо отношусь. Не смотря ни на что. Отец твой нормальным человеком был, рабочим, честным. Если бы не сам знаешь какой факт из прошлого вашей семьи, может и в институт взяли бы. Бо́льшего мог бы добиться. Но тут уж, как сложилось. Тем не менее, не позорь его память. Завязывай по острию ходить.
– Да понял я. Можно вопрос? Точнее несколько.
– Валяй. – Матвеев поправил фуражку двумя пальцами за козырек, слегка сдвинув ее на затылок, жарковато на улице, это факт, и уставился на меня внимательным отеческим взглядом. Да как непривычно! Лицо одно и то же, а человек – другой.
– Про деда. Нормально? Ничего, если поговорим? – Решил зайти издалека. Прощупать почву.
– Эх… – Матвеев оглянулся, потом посмотрел вперёд, через мое плечо, проверяя, нет ли прохожих или случайных свидетелей, которые могли бы нас услышать. – Ну… давай. Тема не особо подходящая.
– Понимаю. Просто скажите, могу ли я где-то получить информацию по его делу? Возможно ли это вообще? Хоть какую-то информацию. Все, что реально узнать. Имею ввиду, не ту, которая обозначена официально, а что-то более правдивое. – Я понимал, реакция майора может быть резко негативной, но с другой стороны, особо ничего не теряю. Тут – моя жизнь. Соответственно, и руки развязаны больше. Это не при каждом слове на деда оглядываться.
– Зачем тебе? – Николай Петрович прищурился, выискивая что-то подозрительное на моем лице.
– Хочу знать, как так вышло.
– Как, как… кверху «каком». – Матвеев снова оглянулся и осмотрел окрестности на предмет посторонних личностей. – Опасная просьба.
– А давайте договоримся. Вас же беспокоит моя… – Вслух даже произносить тяжко. – Моя жена беспокоит. Верно? Если не угомонится, то проблем будет нам обоим. И мне, и Вам. Мне, ясное дело, побольше, однако, участкового эта ситуация тоже коснется. Тут к бабушке не ходи. Если вдруг чего, тоже спросят.
– Спросят, Симонов! Вот именно, что спросят! Скажут, как это ты, товарищ Матвеев, подвёл доверие партии? У себя под носом гнездо врага не увидел. А мне бы хотелось, тихо – мирно дослужить до пенсии. Потом на дачу уеду. Буду кроликов разводить. Ты и твои выкрутасы с большой вероятностью можете меня этой мечты лишить. Я, конечно, понимаю, твоя баба плетет, что ни попадя, потому и не хочу жизнь ломать тебе. Но там… там могут и не понять – Тихонов посмотрел сначала куда – то вверх, а потом на меня, так, будто я уже держал его воображаемых, но очень желанных кроликов под мышкой, собираясь с ними смыться.
– Вот! Поэтому есть такой вариант. Выгодный обоим. Помогите узнать про деда. Понимаю, конечно, дело Вам его в руки никто не даст, а если и дадут, то Вы мне его не покажете. Естественно. Но хотя бы в общих чертах. Как, что, почему? В ответ даю слово, что брошу пить и… ешкин кот… с женой помирюсь. Чтоб она больше никуда ничего не писала. Будет у нас идиллия, как в книжках. Даже круче.
– Правильно мыслишь, Симонов! – Участковый несколько раз хлопнул меня по плечу. – Очень правильно. Бабы они ж что… когда баба обласкана, так она на многое глаза закроет. Ей про любовь – морковь пару слов сказал, и все. Жизнь станет, как штиль на море. По своей знаю. Приобнял, в щёчку поцеловал, а там, может, не в щёчку, так даже лучше, не мне тебя учить, что со своей бабой делать, и все, сразу никаких вопросов у нее. Ладно… Дед говоришь… Попробую.
– Спасибо, Николай Петрович. – Я протянул руку майору, предлагая скрепить нашу договоренность.
– Но! Ничего не могу пока сказать точно. Приложу усилия. – Тихонов пожал крепко мою ладонь, – А ты чего заинтересовался-то? Сколько лет прошло. Наоборот, вроде, забыть бы лучше. Твой же дед не из простых. В высшем эшелоне служил. Это мелким сошкам могли что-то с рук спустить, а чекисту, тем более герою войны, нет. Он же символом был. Понимаешь? Почти как Жуков. А в итоге… Попробую, в общем.
– Понять хочу, как оно вышло. Озарение снизошло.
Чуть по чуть картина начинала прорисовываться. Значит, война неизбежно случилась, как говорила Наталья Никаноровна. Не смог Тихонов этого изменить. А дед, выходит, принял непосредственное в ней участие, да ещё и героическое, раз участковый Иваныча в один ряд с Жуковым поставил.
– Озарение… – Матвеев покачал головой. – Скажешь тоже. Все вопросы то? Закончили?
– Нет. Библиотека у нас одна? Центральная? Ближе ничего такого нет? – Судя по образу жизни, который веду в новом настоящем, думаю, Николая Петровича мой вопрос точно не удивит. Вот спросил бы, где ближайшая рюмочная, выглядело бы подозрительно. А тут – совершенно не нужная по идее мне вещь.
Из случившихся событий, благодаря которым началась вся эта муторная история, сделал один очень важный вывод. Чтоб понимать, надо знать. Вот попал я в 1941, и что? Дурак дураком. Потому как не соображал, что по чем. Время плохо знал, события тоже не особо, не считая основных, которые с войной связаны. В итоге, как слепой котенок, мордой по углам тыкался. А иной раз, даже меня тыкали, подозреваю не в углы, а туда, куда котят обычно тычут. И главное, на моей неосведомлённость некоторые хитрожопые сущности, да впрочем и чекисты, пусть неосознанно, в отличие от первых, неплохо играли. Что Ване в уши вольешь, то Ваня и примет за правду. Ну, уж нет. Такой ошибки больше не допущу. Значит, первым делом, надо получить как можно информации об этом настоящем. Библиотека – самый лучший вариант. И главное – без палева. Мало ли, решил гражданин просвещаться. Похвально. Никаких подозрений. Я, конечно, допускаю наличие интернета и гаджетов, хоть Советский Союз, а все же вряд ли он отстал в развитии, но неизвестно, как оно выглядит сейчас. У себя в квартире не заметил ни компьютера, ни мобильника. Может, я их пропил, бог его знает, но не ходить же по соседям с просьбой, люди добрые, дайте в сеть попасть.
– Библиотека? Симонов… – Николай Петрович наклонился чуть ближе и втянул воздух. – Пьяный что ли ещё?
Дежавю. Ситуация, один в один, как была. Только стояли мы в родном отделе. Эх… Не думал, что известие об отсутствии в моей жизни ментовки станет таким ударом. Всегда считал работу чем-то закономерным. А куда ещё я мог бы пойти? Но вот теперь, зная, что нет этого, ощущал прямо состояние большой утраты.
– Нет, товарищ майор. Я, как огурец. Вчера… – хотел сказать про деда, как и было, но потом осекся. Бог его знает, когда Иваныч умер. А то ляпну не рядом.
– Да я понял. Это же та самая дата. Его расстрела. Кто не знает ее. Она в учебниках прописана, как пример справедливой руки возмездия за предательство. Эх… Ведь героем войны был. Уважаемым человеком. Как он так то… Поминал? Не предполагал, что ты… – Матвеев замялся, не зная, как правильно выразить мысли, – Эх… В общем, думал гражданин Симонов совсем уже потерян для общества. На работу стал ходить через раз. А ты ведь сантехник, Вань, от бога… руки золотые у тебя. Потом спутался с этими… Им-то что? Украл, выпил, в тюрьму. У тебя, Иван, стержень есть. Глубоко, но есть. Как я просил, чтоб тебя в армию взяли. Но нет. Видишь, даже срочку исключили. Если с молодости правильно направить бы, то оно большой толк был бы… Думал, ты и не помнишь деда-то. А, видишь как… Поминал.
– Да. Немного.
– Понял. – Матвеев тяжело вздохнул, но потом словно щёлкнул тумблером, переключаясь на предыдущую тему. – Так а библиотека тебе на кой ляд?
– Говорю же, встал на путь исправления. Буду самообразованием заниматься. Сегодня библиотека и борьба с зелёным змием, а завтра – с гордо поднятой головой в светлое будущее.
– Аааа. Ну, так это, да. Это дело хорошее. Образование, оно много значит. Ясень пень, ты не знаешь, где у нас библиотека. Она тебе сроду была не нужна. Как связался со шпаной, так с неблагополучными отираешься рядом. В центр двигай. Там на площади увидишь здание народного комиссариата, а левее – библиотека имени Ленина. Не промахнешься. Давай, Симонов, пойду я. У меня ваш двор самый проблемный. Но так-то ещё есть дела.
Матвеев кивнул, прощаясь, и направился к соседнему дому. Шел, не оглядываясь.
Я несколько минут смотрел ему вслед, опять думая о том, как, однако, должность участкового Матвееву в тему. Совсем другой человек.
Все, конечно, хорошо, но у меня, ни документов с собой, ни денег. Живу я на одном берегу, а центр, который мне нужен, на другом. Пешком не доберешься. Хорошо хоть в родном городе. Это тебе не по Москве бродить вслепую. Конечно, я знал, где библиотека. Она у нас и в моем настоящем одна имелась. Просто нужно было уточнить, в этом плане изменений не произошло ли.
Развернулся и потопал обратно. Нужно вернуться в квартиру, взять все необходимое.
– Иван!
Тот из мужиков, который Леонид, окликнул меня, когда я уже был у подъезда.
– Слушай, такое дело… – Сосед подошёл близко, при этом несколько раз оглянувшись на товарищей, оставшихся за столом. – Там, в конце района, ближе к окружной дороге, лежит брусчатка. Бесхозная. Есть вариант. Нужно ее ночью в другое место перевезти. Не всю, конечно. Немного возьмём. Есть, кому предложить. Серёга из первого подъезда, на даче дорожки выкладывает. Так он возьмёт по двадцать пять рублей за штуку. Понимаешь, да?
– Бесхозная? – Я многозначительно поднял одну бровь.
– Ну… почти. Там стройка. Дом новый ставят. Да они не заметят даже. Мы не сильно много. Поможешь? В прошлый раз же с кирпичом спокойно все прошло. И наварились нормально.
Вот я молодец! Ладно, самогон могу понять. Но мне, похоже, и правда, если не в ментовку, так прямая дорога к темной стороне.
– Посмотрим. Матвееву обещал за ум взяться.
– О, как… Ну, давай сегодня разочек и все, потом берись хоть за ум, хоть за что другое. На здоровье. Дело не сильно муторное, но с остальными толку не будет. А ты уже парень проверенный. – Леонид наклонился ближе и зашептал мне практически в ухо, как совсем недавно Матвеев. – Ты подсоби, а я тебе взамен помогу. Ты же знаешь, моя кобра с твоей гадюкой дружат. У них, что ни вечер, так пленарное заседание серпентария. Последнее время часто Толика вспоминают. Если Ксюха удумает с ним спутаться, я, конечно, сильно сомневаюсь, что Толик дурак настолько, но мало ли, бабы они хуже вражеской разведки, так ты самый первый узнаешь. А тут уже расклад другой выходит. Тут она уже со своими жалобами задницу подприжмет. Потому как семья – ячейка общества. Главная! Адюльтер дело наказуемое. Ее саму тогда нормально пропесочат. Тем более – женщина, мать и верная подруга.
– Я тебя понял… Ладно. Давай так. Сегодня помогу, но на этом все. Хорошо? Договорились?
– Лады!
Сосед кивнул мне с заговорщицким видом и пошел обратно к мужикам. А я направился в подъезд.
По квартире долго лазить в поисках нужного не пришлось. В одном из отделений «стенки» обнаружилась небольшая коробка из-под конфет монпансье, там, сложенные вдвое, лежали несколько купюр, номиналом три, пять и десять рублей. Во как… Жизнь у нас, в социалистическом настоящем, похоже, совсем не дорогая. Имелись еще железные копеечные монеты. Подумал, а потом сгреб все это богатство в карман. По факту разберемся, что по чем. Но, в принципе, если бы не своя собственная судьба и не обгаженная мною жизнь Иваныча, то не настолько уж плохое здесь настоящее. А в чем-то даже очень ничего. По крайней мере, на первый взгляд. Дальше – будем посмотреть. Сейчас меня интересует история родной страны. Такая или не такая, но страна моя. Надо разобраться. Будем действовать по мере поступления проблем.
По идее, район, в котором я жил, был и не старым, и не новым. На месте домов, некогда построенных для работников Авиационного завода, которым наш город, вроде теоретически гордился, хотя в моем настоящем гордиться там было уже нечем, потом выросли новые застройки, куда заселялись все подряд. Судя по тому, что я мог наблюдать, когда отошел от родного двора, так оно и оставалось. Пятиэтажек очень мало, большую часть района составляли девятиэтажные в четыре – пять подъездов дома. С любопытством вертел головой. Ну, хоть что-то внешне будет отличаться радикально? Нет. Ни черта подобного. Один в один. Может, невидимые глазу детали и есть, но память на них не реагирует.
Даже ближайшая остановка находилась на привычном месте. Только вместо автобусов, как оказалось, теперь ходили трамваи и троллейбусы. Это не стало неожиданностью. Помню, в раннем детстве так и было. Позже, где-то к концу 90-х просто их убрали, дороги расширили, оставили маршрутки. ПАЗики, которые, в отличие от технического прогресса двигаться вперед точно не хотели. Я ездил на таком автобусе в пятнадцать лет, в двадцать пять, и при оказии в тридцать три, если выходило отправиться куда-то без машины.
Увидев приближающийся к остановке троллейбус, перешел на бег, чтоб успеть прыгнуть в транспорт и не ждать следующий.
– Скажите, сколько стоит проезд? – Спросил в приоткрытую дверь у женщины, которая уверенно крутила руль. Та в ответ покосилась с неодобрением, будто я сделал что-то очень неприличное в общественном месте, но ответила.
– Пять копеек стоит.
Протянул монету, вынув ее из кармана. Женщина взяла деньги одной рукой, второй продолжая мастерски маневрировать на своем троллейбусном лайнере среди машин, которых, между прочим, было в разы меньше привычного. Я хотел было пройти вглубь, но она окрикнула.
– Эй! А билет? Не нужен?
Забрал клочок, оторванный от общей билетной ленты и уселся на ближайшее свободное место. В транспорте людей тоже было немного. Вспомнились слова Матвеева о тунеядцах. Видимо, сейчас рабочее время и порядочные граждане находятся там, где должны – на рабочих местах.
Пока ехали с левого берега на правый, смотрел в окно, соображая последовательность своих действий. То, что оставлять все, как есть, нельзя – однозначно. Так опасался навредить деду в 1941 и в итоге не просто навредил, а вообще сделал из него врага народа. Вина моя, это не вызывает ни малейших сомнений. Теперь образ мышления значительно отличается от прежнего, допускаю вообще все, любые варианты, даже те, которые вызывают сомнения в собственной адекватности. Соответственно, логично предположить, в своем прошлом Иваныч книгу либо вообще чекистам не отдал, правда, тогда не пойму, почему остался жив-здоров и нормально себя чувствовал, либо отдал, но не майору государственной безопасности. А кому? Берии? Лично в руки? С какой стороны не посмотри, в любом случае накосячил я сильно. Теперь Симонов Иван Иванович – герой войны, не знаю, что он уж там сделал, если, как говорит Матвеев, его в учебники истории внесли, но зато расстрелян за измену родине. Даже если бы дед героически погиб, это не было бы настолько ужасно. Потому как уж что-что, а страну он никогда бы не предал. Та-а-а-ак… А ведь действительно. Страну он бы никогда не предал. Это так же верно, как то, что я… Хотел сказать, так же верно, как то, что я – Симонов Иван Сергеевич, но не буду столь однозначно о себе. Каждый новый день преподносит сюрприз.
Соответственно, и это мне кажется более вероятным, деда тупо «слили».
Троллейбус уже переехал мост, мы двигались по центральной улице и, по идее, моя конечная цель – следующая остановка. В этот момент внимание привлекла группа детей, которая остановилась у пешеходного перехода, ожидая нужный им сигнал светофора. Ребята были, как с картинки. Белые рубашки, заправленные у мальчиков в брюки, у девочек в юбки, пионерские галстуки, школьные рюкзаки на плечах. Но главное не это. Их сопровождали две молодые женщины, скорее всего, учительницы. Одна стояла к дороге лицом, а вторая – почти спиной. И вот вторая как раз, при том, что пока я не мог разглядеть ее целиком, только видел симпатичную задницу, обтянутую брюками, с внешним видом тут все нормально, привычно, и русую косу, спускающуюся между лопаток, очень сильно вдруг показалась мне знакомой. Осанка, поворот головы, манера держать спину прямо, будто она балерина у станка. Троллейбус остановился, дети двинулись вперед и незнакомка повернулась передом.
– Лиза… Лиза?!
Я вскочил на ноги, а потом, как ненормальный, кинулся к средней двери, которая, что вполне логично, была закрыта. Метнулся в сторону передней, попутно требуя выпустить.
– Гражданин, вы в своем уме? Мы посреди проезжей части. Нет, конечно! Ждите, сейчас будет остановка. Я за Вас отвечать потом не хочу.
Женщина-водитель была категорична.
– Вы не понимаете! Там человек. Девушка. Она мне очень нужна. – Я от бессилия пару раз ударил по закрытой двери троллейбуса.
– Всем что-то нужно. А я – работаю. Так что прекратите хулиганить. Вон остановка. Там и выпущу.
Естественно, пока светофор снова дал сигнал для машин и транспорта, пока троллейбус подъехал к стеклянной будке, где стояли люди, пока я выскочил на улицу, там уже не было ни детей, ни Лизы.
– Черт, черт, черт… – пробежал вперед, потом вернулся назад. Без результата. С одной стороны – парк, с другой – жилое здание с аркой. И везде – пусто.
То, что не обознался и это – блондиночка, мог бы дать руку на отсечение. Да что там руку. Голову. Ее не перепутаю ни с кем и никогда. Вопрос в другом, какого черта? Почему она тут? Ей по всем параметрам должно сейчас быть больше ста лет. Но уж на данный возраст она точно не выглядит. С другой стороны, и это несомненный плюс, если где-то бродит Лиза, значит, можно рассчитывать и на остальных членов веселой компании. Данный факт сильно обнадеживает. Потому как от мысли, что мне пришлось бы, к примеру, вызывать демонов, а способ я слышал только один, от них же, в котором задействовано тринадцать убийств, становилось слегка не по себе. Ой, да что я вру. Охренеть, как не по себе. Быть маньяком я тоже не готов. А бегать по городу в поисках кого-то способного помочь в столь щепетильном вопросе – это уж совсем из ряда вон. Не в газету же объявление давать или по телевизору бегущей строкой. Так и так, требуется ведьма, имеющая любые связи с дьяволом и его друзьями.
Как бы то ни было, сейчас в любом случае нужно добраться до библиотеки, дальше будет видно.